«Пена дней» и другие истории - Борис Виан

достал из кармана склянку и вылил ее содержимое в углубление, заботливо для этого предусмотренное изобретательным изготовителем. Одна спичка – и пламя взметнулось к потолку.

Осиянный голубым светом, водопроводчик склонился, брезгливо изучая трубы горячей и холодной воды, газовую, трубы центрального отопления и еще какие-то, назначение которых мне было неизвестно.

– Самое лучшее, – сказал он, – это все к черту снести и начать с нуля. Но вам придется раскошелиться.

– Ну раз надо, – сказал я.

Не желая присутствовать при погроме, я на цыпочках удалился. В тот самый момент, когда я закрывал дверь, он повернул вентиль сварочной горелки и рев пламени заглушил визг собачки дверного затвора, вернувшейся на свое место.

Войдя в комнату Жасмен (эта дверь вначале тоже была заколочена, но, по счастью, не покалечена), я прошел через гостиную, свернул к столовой, откуда уже мог попасть к себе.

Мне не раз случалось заблудиться в квартире, и Жасмен хочет во что бы то ни стало сменить ее, но пусть уж сама ищет другую, раз так упорно возвращается на эти страницы без моего приглашения.

Впрочем, я и сам упорно возвращаюсь к Жасмен просто потому, что люблю ее. Она в этой истории никакой роли не играет и, может быть, вообще никогда не сыграет, если, конечно, я не передумаю, но предвидеть это невозможно, а поскольку решение мое незамедлительно станет известно, чего ради застревать на такой малоинтересной теме, пожалуй, еще менее интересной, чем любая другая – скажем, разведение крупной рогатой тирольской мушки или доение гладкошерстной травяной вши.

Оказавшись наконец в своей комнате, я уселся возле полированного шкафчика, который давным – без преувеличения – давно превратил в проигрыватель. Манипулируя выключателем, размыкающим блок-схему, замыкание которой приводит в действие электроприбор, я запустил диск; на нем покоилась пластинка, позволявшая с помощью острой иголки выдирать из себя мелодию.

Сумеречные тона «Deep South Suite» вскоре погрузили меня в любимое летаргическое состояние. Все убыстряющееся движение маятников вовлекло Солнечную систему в усиленное круговращение и сократило длительность существования мира почти на целый день. Так оказалось, что уже половина девятого и я просыпаюсь, встревоженный тем, что не прикасаюсь своими ногами к соблазнительным ножкам Жасмен; увы, она и не ведала о моем существовании. А я жду ее всегда, волосы ее струятся, как вода на солнце, и мне бы хотелось сладострастно целовать ее и задушить в своих объятиях, только не в те дни, когда она становится похожей на Клода Фаррера.

«Половина девятого, – сказал я себе. – Слесарь, должно быть, умирает с голоду».

Мигом одевшись, я сориентировался в пространстве и пошел в ванную. Ее окрестности показались мне заметно изменившимися, будто претерпели не одно стихийное бедствие. Я тут же понял, что все дело в том, что на привычном месте нет труб, и смирился.

Вытянувшийся вдоль ванны слесарь еще дышал. Я влил ему бульон через ноздри – в зубах у него был зажат кусочек олова.

Едва ожив, он взялся за дело.

– Итак, – сообщил он, – основная работа позади, все разрушено, начинаю с нуля. Как будем делать?

– Делайте как лучше, – сказал я. – Я полностью доверяю вам как специалисту и ни за что на свете не хотел бы малейшим пожеланием сковать вашу инициативу… которая, следовало бы мне добавить, есть исключительное достояние тех, кто входит в сообщество водопроводчиков.

– Полегче, – посоветовал он. – В общем я понимаю, но школу я окончил давно, и, если вы мне будете голову морочить, я с вами разговаривать не смогу. Прямо удивительно, как это образованным надо всех на свете с дерьмом смешать.

– Уверяю вас, я преисполнен почтения к вам и самого высокого мнения обо всем, что вы делаете.

– Ладно, я парень не злой. Вот что: я восстановлю то, что они тут соорудили. Все-таки коллега работал, а слесарь ничего зря делать не станет. Часто говорят: «Вон та труба – кривая». В чем дело, не понимают, и, конечно, у них виноват слесарь. Но если разобраться, то чаще всего на все своя причина. Они думают, что труба кривая, а кривая-то стена. Что до нашего случая, я сделаю в точности как было. Уверен, все будет в порядке.

Я еле сдержался: все и раньше было в порядке – до его прихода. Но может быть, я в самом деле был не в курсе. Притча о прямой трубе не шла у меня из головы, и я смолчал.

Мне удалось добраться до своей кровати. Наверху раздавались беспокойные шаги. Люди страшно надоедливы: нельзя, что ли, нервничать лежа в постели, а не вышагивать нервно из угла в угол? Пришлось признать, что нельзя.

Жасмен неотступно преследовала меня, как наваждение, и я проклинал ее мать за то, что она оторвала от меня Жасмен со злосовестностью, которой нет никакого оправдания. Жасмен девятнадцать, и я знаю, что у нее уже были мужчины, – тем более у нее нет оснований отталкивать меня. Это все материнская ревность. Я пытался найти другую причину, подумать о какой-нибудь бессмысленной пакости, но мне было так мучительно трудно представить себе ее конкретно как нечто компактное, упакованное и перевязанное красной и белой тесемками, что теперь и я на целый абзац потерял сознание. В ванной комнате голубоватое пламя сварочной горелки окаймляло границы моего сна неровноокисленной бахромой.

II

Слесарь пробыл у меня безвылазно сорок девять часов. Работа еще не была закончена, когда я по дороге на кухню услышал стук во входную дверь.

– Откройте, – сказали из-за двери. – Скорее откройте.

Я отпер и увидел соседку сверху, в глубоком трауре. По ее лицу было видно, что она недавно перенесла большое горе, и с нее буквально текло на ковер. Казалось, она только что из Сены.

– Вы упали в воду? – полюбопытствовал я.

– Простите за беспокойство, – сказала она, – но дело в том, что у меня хлещет вода… Я вызвала водопроводчика, он должен был прийти три дня назад…

– У меня тут один работает. Может, ваш?

– Семеро моих детей утонуло. Только двое старших еще дышат, вода пока доходит им до подбородка. Но если слесарь должен еще поработать у вас, я не хочу мешать.

– Наверно, он ошибся этажом, – ответил я. – Спрошу-ка его для очистки совести. Вообще-то, у меня в ванной все было в порядке.

III

Когда я вошел в ванную, водопроводчик наносил последний штрих, украшая с помощью сварочной горелки голую стену цветком ириса.

– Вот так уже сойдет, пожалуй, – сказал он. – Я все сделал как было, только здесь кое-что подварил – это у меня лучше всего получается, а я люблю, когда работа хорошо сделана.